И конечно же, прочитал. А поскольку человек он подлый, то, вместо того чтобы объясниться с Ноэлем напрямую, подлизался к нему, подарив авторучку ценой шесть пенсов.

Ноэлю ручка очень понравилась, хотя писать чем-нибудь, кроме карандаша, ему противопоказано – из-за манеры пихать орудие для письма в рот. Чернила-то для организма вредны. Во всяком случае, мне так кажется.

Тем не менее Ноэль, довольный подарком, на удивление быстро с Арчибальдом сдружился, и во второй половине дня они куда-то вместе ушли. А потом Ноэль сделался – по неясной для всех нас причине – спесивым словно павлин, а на губах Арчибальда блуждала такая ухмылка, что Освальд просто мечтал ему врезать по шее.

Внезапно мирную тишину счастливого блэкхитского дома прорезали истошные вопли. Слуги забегали со швабрами и вёдрами. И вскорости выяснилось, что с потолка дядиного кабинета ручьями льётся вода.

Лицо Ноэля подёрнулось бледной зеленью. Он глянул на нашего неприятного кузена и глухо проговорил:

– Уведите его.

Элис обняла Ноэля и сказала:

– Уйди, Арчибальд.

Но тот даже с места не сдвинулся. И тогда Ноэль сказал, что мечтал бы вообще никогда не родиться – лишь бы не слышать, чтó теперь скажет отец.

– Но почему? Что случилось, Ноэль? – стала тормошить его Элис. – Просто расскажи нам, и мы поддержим тебя.

– А ты не позволишь ему ничего со мной сделать, если я расскажу?

– Ябеда-корябеда, – с презрением процедил Арчибальд.

– Он заставил меня подняться на чердак, но сказал, что это секрет. Взял с меня обещание никому ничего не рассказывать. И я пообещал. И не расскажу. Только я сделал это, и вода теперь льётся.

– Вот именно! Сделал, ослиные твои мозги. А я тебя всего-навсего разыграл! – торжествуя, воскликнул наш мерзкий кузен и расхохотался.

– Не понимаю, на что ты подбил Ноэля? – попытался выяснить Освальд.

– Он не может вам рассказать, потому что пообещал молчать, а я тоже не стану. Если только вы не поклянётесь честью семьи, с которой так носитесь, никому не рассказывать, что я с этим как-то связан.

Теперь вы окончательно уяснили, что он собой представлял? Мы про честь славного рода Бэстейблов и упомянули-то при нём всего один раз, да и то в самом начале знакомства, пока не убедились, насколько сам он чести лишён, и поняли, что никогда в жизни не назовём его Арчи.

Нам пришлось дать ему слово. Состояние Ноэля вынудило. Он становился всё зеленее и всё громче булькал. К тому же с каждой минутой всё вероятнее становилось появление разгневанного дяди или негодующего отца, которые, несомненно, потребуют объяснений. А объяснений не было ни у кого из нас, кроме Ноэля, который тогда мало чего соображал.

– Мы даём тебе слово, урод, – первым произнёс Дикки.

И все остальные повторили вслед за ним то же самое.

И тогда Арчибальд начал рассказывать, растягивая слова и щупая усы, которых у него не было и, надеюсь, не будет до старости:

– Вот чем кончаются попытки поразвлечь малышню. Я втюхал этой неразумной мелюзге, что при некоторых ранениях врач должен перерезать больному артерию – иначе кровотечения не остановишь. А после добавил, что трубы с водой – те же артерии. Ну, мелкий и спрашивает: «Значит, водопроводчик так их и чинит?» Я подтвердил и добавил, что папаша ваш будет страсть как ему благодарен, когда по возвращении домой увидит, что течь устранена. И тогда он пошёл и сделал это.

– Это ты мне сказал, что я должен так сделать, – уточнил Ноэль, делаясь всё зеленее и зеленее.

– Ступай с Элис, – посоветовал ему Освальд. – Мы поддержим тебя, но слово ты должен сдержать и этого подлого пса не выдать.

Элис увела брата, а мы остались с мерзким Арчибальдом, и Освальд сказал ему:

– Значит, так. Слово я не нарушу, и остальные тоже. Но и тебе мы больше не скажем ни слова до самого конца своих жизней.

– Ой, Освальд! – всплеснула руками Дора. – А вдруг случится красивый закат?

– Пускай себе при полном молчании закатывается, – зло отчеканил Дикки. – Освальд ведь не сказал, что мы будем злиться вечно. Но я полностью с ним согласен и с этим уродом разговаривать больше не собираюсь. Ни при каких обстоятельствах. Даже при взрослых. И пусть они думают что хотят.

И с той поры мы все с Арчибальдом больше не разговаривали.

Освальд помчался за водопроводчиком и не только сумел отыскать одного из представителей этого трудноуловимого племени, но в ярости своей оказался настолько красноречив, что водопроводчик согласился сразу же последовать за ним.

А когда вернулся домой отец, Освальд и Дикки завели его в кабинет, и там Освальд сказал отцу то, о чём мы заранее все условились. Звучало это так:

– Отец, нам всем очень жаль, но один из нас продырявил на чердаке трубу. Только, пожалуйста, не заставляй нас про это рассказывать что-то ещё, иначе выйдет нечестно. Нам очень стыдно. Пожалуйста! Пожалуйста, не спрашивай нас, кто это сделал!

Отец, не на шутку встревоженный, покусывал усы.

– Освальду удалось найти водопроводчика, и тот сейчас уже чинит трубу, – сообщил Дикки.

– Но каким образом вы на чердак умудрились забраться? – поинтересовался отец.

И тут мы встали перед необходимостью раскрыть сокровенную тайну верёвочной лестницы. Пусть нам никто никогда не запрещал плести верёвочные лестницы и лазить на чердак, мы посчитали нечестным смягчать подобными доводами гнев отца. Да, полагаю, он бы и не смягчился.

Пришлось нам всё выдержать. Приговор вынесен был кошмарный. Нам запретили идти на праздник к миссис Лесли. А вот Арчибальду позволили. Ведь он твёрдо отрицал своё участие в деле с водопроводом. И я не силах придумать ни одного приличного и достойного истинного мужчины слова, чтобы выразить, кем считаю чудовищного своего кузена.

Верные принятому решению, мы перестали с ним разговаривать, и мне кажется, отец приписал это зависти, ведь кузену предстояло насладиться фокусами и «волшебным фонарём», а нам – нет.

Ноэль страдал больше всех. Ему-то ведь было известно, что наказаны мы исключительно по его вине. Он изо всех сил старался вести себя с нами как можно ласковее, пытался для каждого написать по стихотворению, но даже на это был не способен от огорчения. Вконец отчаявшись, он шёл в кухню, садился Джейн на колени и жаловался, что у него болит голова.

Наступивший день праздника поверг нас в пучину уныния, а Арчибальд между тем достал свой парадный костюмчик, приготовил чистую рубашку, шёлковые носки в красную точку и отправился в ванную.

Ноэль и Джейн пошептались на лестнице, а потом